В лаконичности сценического пространства и в ограниченной строгости костюмов. Они рассказывают историю города, которого нет. Да и был ли он – уже не совсем понятно, ведь все произошедшее в нем - кажется сном. Дурным, невероятным сном.

Итак, Петроград 1918 года.

Засыпанный снегом, скованный льдом и морозом.

Город, который видит страшные сны. Город, по которому, отмеряя жизни чеканным шагом, идут двенадцать. Они проходят сквозь него, словно сквозь вечность, меняя город до неузнаваемости.

Вон там кто-то ворчит недовольно, а как же перемены – но к лучшему ли они? Слышите, шепчутся в рядах двенадцати о том, что дружок их сбился с пути революционного, развлекается по кабакам с зазнобой чернобровой.

А вон, словно знамение свершившихся перемен, на перекрестке стоит замерзший буржуй и вокруг него шелудивая собачонка, не увязалась бы следом, а то будет сбивать своим брехливым лаем с ровного шага.

Ох, поглядите, как мчит кого-то извозчик, ружья – пли! В буржуев-то не зазорно. Даже напротив!

И все же, может, тут дело вовсе не в буржуйстве, а в любви? В любви, которая развела по заледеневшим улица революционного Петрограда троих людей, разделила их пролитой кровью, и назад им уже дороги нет. Только вперед, под брехливый лай собачонки и поступь двенадцати.